Евгения Евстафиу
ПЯТИЛЕТКИ ГРЕЦИИ
1945-1955. Греция пожирает своих детей. Часть вторая.
Попытка найти у греческих историков единую, общепринятую точку зрения события семидесятилетней давности оказалась тщетной. Статьи учебников и энциклопедий напоминали эротические сцены в старых советских фильмах: только начинается самое «оно», как звучит классическая музыка и экран засыпают опадающие осенние листья или весенний яблоневый цвет...Ничего строго конкретного, все размыто, подход – строго партийный или сугубо личный.
Не говоря уже о старых изданиях, где вообще трудно найти концы. С другой стороны: а что можно утверждать со 100%-ой уверенностью? Варварства и крови хватало с обеих сторон. Правду, залитую невинной кровью, «побочными потерями» трудно оправдать, особенно, когда речь идет о войне гражданской. Наверное, когда из жизни уйдут и последние непосредственные действующие лица этой невероятной драмы, мы сможем узнать о той истинной роли, которую исполнял в ней каждый из них.
Занимаясь материалами, касающимися великого греческого актера театра и кино ХХ века Маноса Катракиса, я прочла в издании за 1969 год энциклопедии Хариса Пачиса следующее:
«В 1948 году Манос Катракис ставит на сцене театра «REX» «Золотую пилюлю» Нотиса Периялиса и другие пьесы. После вынужденного отсутствия сроком в несколько лет, он вновь появляется в постановке «Прометея» в 1952 году, представленном на Международном фестивале античной драмы...»
Сквозь строки угадываем, где же великий актер «вынужденно» отсутствовал: ведь Манос Катракис был до конца своих дней убежденным коммунистом.
В дневнике одного из политзаключенных, отбывавших в конце сороковых годов срок на острове смерти Макроннисосе, мирно лежащем ныне перед аттическим побережьем голом кусочке суши, который встречается, когда паром огибает мыс Сунио по пути из Пирея к островам Кикладского архипелага, мы находим факты, которые предпочла замолчать официальная энциклопедия времен хунты Черных полковников.
Манос Катракис в числе других бойцов Демократической армии был сослан в один из лагерей, созданных официальным греческим режимом для «перековки опасных убеждений». К 1949 году, к моменту окончания Гражданской войны и появления в лагере Маноса Катракиса, на Макроннисосе отбывали наказание 2000 (!) человек. Подобных лагерей было множество от Крита и аж до Фракии, по ним можно изучать географию Греции «от края до края», в особенности же – островов Эгейского моря: Макроннисос, Юра, Лемнос, Агиос Евстратиос, Икария...
Арестованных, взятых в плен в сражениях, а то и просто уличенных в «коммунистических симпатиях» перевозили закованными в кандалы парами, точно опасных преступников, на паромах. Унылые посудины плыли со своим живым грузом, как когда-то плыли по эгейским волнам афинские бриги к берегам Крита, везя на съедение ужасному Минотавры лучших афинских юношей и девушек...
«История повторяется!» - скажет позже Спирос Маркезинис (1909-2000), выдающийся греческий политический деятель, сыгравший в истории страны свою неоднозначную роль, к которому мы вернемся в свое время. Действительно, повторяется. Как повторяется и мифология. Как повторяется трагедия. Лишь комедию каждая эпоха пишет по-своему. Хотя, нет! И комедия повторяется: ведь Аристофан, Гоголь и сегодня «живее всех живых». А повторяются потому, что Человек, по сути, повторяется. Из года в год, из века в век, из тысячелетия в тысячелетие. На уроках Истории он, как правило, отсутствует... Меняются лишь исполнители главных ролей, но не декорация: те же неприступные, голые скалы островов, неумолимо палящее солнце, морская вода, такая замечательная для СПА, но не утоляющая обыкновенной человеческой жажды.
«Завтра моя очередь идти на каменную пытку, - записал в своем дневнике сокаторжник Маноса Катракиса. – В первый же день впереди меня оказался Манос Катракис. И так как он был самым высоким в шеренге, наш главный истязатель Карафотис вымещал на нем плетью свою ненависть. В какой-то момент я осмелился сказать Карафотису: «Знаешь ли ты, кого сечешь? Это же Манос Катракис, который играл Мариноса Кондараса!» Мое вмешательство избавило Маноса от телесных наказаний на некоторое время...»
Так герой спас своего» создателя», ибо Маринос Кондарас был в те годы одним из любимейших киногероев греков. Кинолента режиссера Йоргоса Дзавелласа «Маринос Кондарас. Корсар Эгейского моря» стала первым греческим фильмом, представленным на Международном Кинофестивале в Брюсселе в 1949 году. То есть, когда Манос Катракис «вынужденно отсутствовал»! Вот парадокс: Маринос Кондарас - в Брюсселе, а Манос Катракис – на каторге на безводном эгейском острове, приговоренный, точно Сизиф, к бессмысленному ворочанию каменных глыб!
Интересно, а как сложилась судьба того самого пресловутого надсмотрщика Карафотиса? Перемолола ли и его страшная мясорубка Гражданской войны? Или он дожил (или даже – доживает?) свой век в тишине и покое своей квартиры или мирного домика в деревне? Сидит себе перед телевизором и, удовлетворенно покрякивая, смотрит картины с участием своего старого «подопечного», Маноса Катракиса?
В 76 лет, в 1984 году Маносу Катракису вновь довелось «пережить» страсти гражданской войны. На этот раз – как исполнителю заглавной роли в знаменитой киноленте Тодороса Ангелопулоса «путешествие на Киферу». Старый Манос Катракис сыграл роль старого грека, возвращающегося на склоне лет в Грецию из Советского Союза, где он прожил политэмигрантом более 30 лет...
Трудно забыть впалые щеки, заросшее седой щетиной лицо Маноса Катракиса, трясущегося на телеге по размытым дорогам зимней Греции, небесную музыку к фильму Элени Караиндру, одного из лучших современных композиторов, и песню в исполнении Йоргоса Далараса:
«Нет исцеления больному сердцу...
Как залечить глубокую рану в душе?»
Мне посчастливилось сопровождать Маноса Катракиса в Москве в 1980 году, куда он приехал по приглашению Всесоюзного Агентства Авторских Прав (ВААП) вместе со своей женой, замечательной танцовщицей Линдой Альма, и крупнейшим актером, теоретиком театра и в то время депутатом от КПГ в парламенте Ликургосом Каллергисом.
Маносу Катракису только исполнилось 70 лет, и он, как и тогда на Макроннисосе, был выше всех гостей и хозяев: сухопарый, прямой, величественный...
После Москвы по программе следовал Ленинград, куда наша делегация отправилась на легковых автомобилях. Я ехала вдвоем с Маносом Катракисом, и на протяжении всех долгих километров он декламировал мне «Достойно есть», награжденную Нобелевской премией поэзии за год до этого (1979 г.) поэму-эпопею Одиссея Элитиса. Кроме великого актерского таланта, Манос Катракис обладал волшебным голосом. Мне довелось услышать его «живьем», и, оказавшись в Греции, я первым делом купила кассету, где Манос Катракис читал Одиссея Элитиса...
Я слушаю ее и вновь вижу вдохновенное лицо актера, его разлетающиеся длинные сухие руки, точно высеченную из мрамора голову с орлиным носом.
Путешествие в из Москвы в Ленинград стало путешествием на Киферу. В том смысле, в котором его воспринимали западноевропейские романтики XVIII века: путешествием из сказки в мечту...
***
К 1949 году, когда стало очевидно поражение Демократической армии, на островах смерти содержалось уже 12.000 политзаключенных.
В задачу надсмотрщиков входило не только изнурить их физически, не только покарать, но и «выпотрошить» психологически, заставив отречься от своих убеждений и подписать бумагу об отречении...
Работы, которые заставляли политических заключенных выполнять, были абсолютно лишены смысла, и крупицы созидания. Как та «каменная пытка», на которую обрекали Катракиса на Макроннисосе.
«С камнями на плечах мы поднимались по склону, а затем спускались, и так до самых сумерек. Бросали камни в одну точку, там был обрыв, а потом – море. Бросали безо всякой цели. Это делалось, чтобы нас изнурить, чтобы у нас ни на что более не оставалось ни времени, ни силы, чтобы истощить нас...»
Некоторых удавалось сломить, и они подписывали заявления об отречении от своих товарищей и убеждений. Другие продолжали держаться, а следовательно – продолжалось и их пребывание в аду. Избежавшие немецкого плена и пули партизаны умирали в плену у своих же земляков. Страшная история, темная история, вся правда о которой, надеемся, когда-нибудь будет рассказана.
Ну а почти 100.000 бойцов, которым удалось избежать смерти и каторги, ждала не менее страшная участь: долгая разлука с родиной, родными, друзьями. Бывшие партизаны, бойцы Демократической армии, потерпевшие поражение, одни или с семьями, уплывали, уезжали, уходили пешком за границу: В Албанию, Югославию, Венгрию, Восточную Германию, Болгарию, Польшу, Советский Союз, Чехословакию, Румынию. Становясь политэмигрантами, гражданами огромного Интернационала, без имущества, без родины, зачастую – без прав.
Гражданская война стоила Греции 40.000 тысяч человеческих жизней и страшной разрухи. Вернувшийся по решению всегреческого референдума греческий король Георгий Второй получил разоренную страну и озлобленный, расколотый надвое народ.
Национальная гвардия победила. Победила армия, в которой участвовали те самые созданные Раллисом «Бригады безопасности». Греция «спаслась» от коммунистической угрозы ценой гибели и изгнания своих детей.
Что стало бы с ней, окажись победа на стороне Демократической армии? Если бы в 1949 году к власти пришли коммунисты? Можно придумывать какие угодно сценарии, но одно несомненно: страна так или иначе пришла бы к финалу тяжело раненой.
История повторяется. Люди и поныне продолжают жить так, как будто они – последнее поколение на Земле: после них – хоть Потоп!
В своем романе «Невероятная легкость бытия» чешский писатель Милан Кундера рассказывает, насколько относительны понятия «легкости» и «тяжести. Если правы считающие, что мы приходим в жизнь лишь один раз и ни перед кем и ни за что не должны давать ответ, то наши поступки не имеют особого веса, и все нами содеянное – лишь картины, писанные на озерной глади, разглаживающиеся и исчезающие в момент смерти. Но если истина на стороне тех, кто вслед за Сократом верит, что все живые происходят из мертвых, и что в каждой последующей жизни мы взваливаем на себя тяжесть поступков предыдущей, тогда наши дела приобретают особую, фатальную тяжесть.
Если бы люди считались с Историей, то они бы осознали, что ничто не длится вечно: вчерашние жертвы легко становятся палачами, а недавние палачи когда-нибудь да кладут свои головы на плаху. Надзиратели меняются местами с заключенными, вчерашние беглецы возвращаются в родные пенаты и занимают свое место под солнцем.
На соседней со мной улице жили два старика, которые в годы Гражданской войны принадлежали к противоположным лагерям, один из них сражался вместе с партизанами в Северной Греции, другой – вступил в «Бригады безопасности». Первый – после доноса второго – отсидел сначала положенный срок на острове смерти, Икарии, а затем – уже в довольно зрелом возрасте – в тюрьмах хунты Черных полковников.
В последние, мирные годы они сидели рядышком на низких скамеечках у дверей своих домов, которые разделяла кирпичная стена, потягивали домашнее вино и спорили о том, что произошло десятки лет назад. Кто был виноват в том, что маленькая Греция потеряла стольких людей. Лучших людей.
К их словам мало кто прислушивался. Ни их детей, ни тем более внуков эти «дела давно минувших дней, преданья старины глубокой» нисколько не трогали.
И даже слова песни, несшейся из распахнутого, благоухавшего свежей стиркой окна, звучали для них скорее как шум ветра:
В мире этом, где ты сейчас живешь,
Жили когда-то другие люди...
Помни об этом, приходя в этот мир...
В мире этом, где ты сейчас живешь,
Ждут своей очереди
на жизнь другие люди...
Помни об этом,
уходя из этого мира...
(читайте продолжение в воскресенье 29 ноября)